По мере приближения к дому Катина сумка наполнялась сосисками, пельменями, хлебом. Луна, совсем недавно висевшая над городом легким воздушным шариком, постепенно сжималась, становилась меньше, но ярче и тяжелее. И чем выше поднималась, тем охотнее заглядывала на каждую улицу. А когда набрала зловещую свою полную силу, Катя уже успела войти в свой двор, и, хотя сумка потяжелела еще на два пакета кефира, походка ее оставалась такой же легкой, как бы припевающей.
Катя последнее время жила с дедом, с Иваном Федоровичем Афониным, так его звали. Родители ее, потеряв всякое ощущение времени и пространства, носились челноками между Китаем и Арабскими Эмиратами, таскали на себе неподъемные мешки со всевозможным барахлом. Похоже, они чувствовали себя в равной степени и счастливыми от неожиданно свалившейся свободы, и глубоко несчастными от бесконечных хлопот, переездов, перепродаж. Но вокруг носились по белу свету тысячи таких же челноков, и это давало им ощущение правоты, уверенности в том, что все стоящие люди сегодня стали челноками — возят ли они товар из магазина на вокзал, или из Китая в Москву, а из Москвы в Кобыляки.
Иван Федорович Афонин был красивый старик — с густыми, нависшими на синие глаза бровями, короткими седыми волосами, невозмутимый и насмешливый. Почти весь день он смотрел новости по телевизору, крякая от сообщений так, будто получал удары под дых и каждый раз с той стороны, откуда никак не ожидал. Взорвали самолет, залили землю нефтью, расстреляли наряд милиции, ограбили банк, похитили ребенка, нашли мертвую женщину, а у нее обе ладошки левые, приставленные, а голова тоже не ее, вроде мужская голова-то…
— А вот и наша Катя! — донеслось откуда-то сверху, и, подняв голову, Катя увидела на балконе второго этажа три улыбающиеся физиономии.
— Да, это она, — подхватил другой голос, — я сразу ее узнал… Да и как ее не узнать?
— Хороша-то как, господи, как хороша! — добавил третий.
Катя знала этих ребят, едва ли не каждый день сталкивалась с кем-либо из них во дворе, на ближайших остановках троллейбусов. Вадим Пашутин жил в соседнем доме, Борис Чуханов, хозяин квартиры, в которой сейчас и находились ребята, поселился здесь недавно — разбогател на перепродаже книг и купил эту двухкомнатную квартиру у окончательно обнищавшей и всеми брошенной старухи, а Игорь Зворыгин, высокий белокурый красавец, частенько захаживал и к Вадиму, и к Борису.
— Здравствуйте, Катенька, — не столько сказал, сколько пропел Вадим — большеглазый, с тощеватыми усиками и каким-то гниловатым подбородком. Да, подбородок был его слабым местом — вечно красноватый после бритья, со срезанными прыщами, прижженными одеколоном. Его не мешало бы прикрыть бородой, спрятать от глаз людских, но не росла у Вадима борода, так, какие-то клочки шерсти, к тому же еще и разноцветные — белесые, рыжие, а то вдруг неожиданно черные.
— Привет! — Катя, не останавливаясь, помахала ребятам рукой, улыбнулась мимолетно и продолжала свой путь к дому.
— Катенька! — воскликнул Игорь. — Одну минутку! Очень важное дело! Подождите, я сейчас выйду!
Катя обернулась, посмотрела на балкон. Действительно, теперь на нее смотрели лишь Вадим и Борис — плотный, с массивным выстриженным затылком, коротким ежиком, маленькими глазками. Настоящий новый русский, как стали называть в последнее время торговцев, перекупщиков, проходимцев всех мастей. Катя по соседским разговорам знала, что у Бориса чуть ли не два десятка книжных лавок, разбросанных по всему городу. Нанятые им ребята торговали детективами, женскими любовными романами, порнографическими журналами, какими-то сатанинскими изданиями, по которым можно было научиться колдовать, насылать порчу, привораживать и вообще портить людям кровь. Скупал он все это на каком-то оптовом рынке, развозил по своим точкам, увеличивая цену в несколько раз, и, похоже, неплохо зарабатывал. Разговаривать Борис мог только об одном — о том, как он купит большую красивую машину вишневого цвета. Иногда это был «Опель», иногда «БМВ», но чаще всего называл «Мерседес». Однако цвет машины оставался неизменным — вишневый. Что-то у него, видимо, было связано в жизни именно с этим цветом.
Из подъезда выбежал Игорь — высокий, чуть ли не под два метра ростом, светловолосый, с широкой улыбкой на загорелом лице, он всегда выглядел загорелым, всегда был в белой рубашке, продуманно распахнутой на груди. Частенько его можно было увидеть в шортах, и тогда каждый желающий мог по достоинству оценить стройные, сильные ноги, покрытые светлыми, выгоревшими на солнце волосами. Нет, их нельзя было назвать заросшими, но светлые волосенки так хорошо оттеняли загар молодой кожи, что…
Красивый парень был этот Игорь, очень красивый. Был. До некоторых пор.
Все трое были неплохими ребятами.
— Катенька! — проговорил Игорь, подходя к девушке. — Извините… — его открытая улыбка не могла не вызвать ответной.
— В чем дело? — спросила Катя. Без гнева спросила, скорее даже поощряюще. Дескать, чем могу помочь? Даже улыбнулась, глядя на Игоря по своей привычке чуть исподлобья. В тот вечер она еще могла улыбаться вот так бесхитростно и доверчиво.
— Катя… кошмар какой-то… Сидим… Три поганых мужика, — Игорь расчетливо употреблял слова огрубленные, стараясь подчеркнуть беспросветность нынешнего вечера и в то же время дать понять, что ребята они простые, беззлобные, готовые посмеяться над самими собой, что общаться с ними легко и совершенно безопасно.
— Ну почему… Не такие уж вы и поганые…